Недалеко от Пскова на озере есть остров, носящий имя Талабск. Еще его называют остров Залит, потому что раньше на нем располагался колхоз имени Ивана (Яна) Залита. Сорок лет в храме на этом острове служил отец Николай Гурьянов, протоиерей, один из самых почитаемых старцев рубежа ХХ и ХХI веков.
Детство и юность
24 мая 1909 года в селе Чудские Заходы под Гдовом в обычной православной семье родился ребенок. Нарекли младенца при крещении Николаем, в честь Святителя . Его отец Алексей Степанович Гурьянов, регент церковного хора, умер достаточно молодым, в 1914 году. И на плечи матери Екатерины Степановны легли заботы о четырех сыновьях. Все братья Николая пошли в отца – обладали музыкальным слухом. Старший Михаил даже преподавал в Санкт-Петербургской консерватории. И всех унесла война.
У матери остался один Николай, и ему довелось заботиться о матери, которая, как могла, помогала сыну в его служении Богу до своей смерти в 1969 году. Такое развитие событий предвидел отец, сказав однажды жене, что именно этот сын ее в старости «доглядит». В юности Николай Гурьянов, обладавший резким характером, приложил много усилий, чтобы научиться не вспыхивать из-за пустяка.
Нет сомнений, что в этом юноше помогала вера. С раннего возраста Николай воспитывался по православным традициям, прислуживал в алтаре местного храма, иногда ездил с богомольцами в паломничество по святым местам. Так, еще в юности он побывал на острове Талабск, на котором прожил потом столько лет.
Николай окончил педагогический техникум в Гатчине, поступил в Ленинградский педагогический институт, и тут перед ним встал выбор между верой и более-менее спокойной жизнью в стране, отрицавшей Бога. В 1929 году Гурьянова отчислили с первого курса университета, потому что он выступил против закрытия некоего храма.
Это выступление закрытию храма не помешало, но при этом закрыло юноше дорогу к университетскому диплому. И, конечно, НКВД обратил на поборника веры пристальное внимание. Николай вернулся в родное село, служил псаломщиком и одновременно учил детей математике, физике и биологии.
Житие
Коммунистические гонения на церковь выражались не только в закрытии храмов, но и в репрессиях в отношении церковнослужителей. Многие попали в лагеря, и Николай Гурьянов в том числе. Его арестовали за религиозную пропаганду. До суда будущий талабский старец несколько месяцев просидел в ленинградских печально знаменитых «Крестах», а после оглашения приговора отбывал срок в Сыктывкаре, в одном из «островков» страшного «архипелага ГУЛАГ». Там заключенные в нечеловеческих условиях строили железную дорогу, Николай стал инвалидом – обе его ноги были покалечены.
По одним сведениям, он был освобожден в 1937 году, а по другим – в 1942-м. После освобождения Николай как репрессированный не смог получить прописку в Ленинграде. Пришлось поселиться в Тосненском районе. Там Гурьянову повезло – в сельских школах не хватало учителей, и он получил работу, несмотря на то, что у него не было высшего образования, а судимость, напротив, была.
Когда началась Великая Отечественная война, учителя-инвалида в армию не взяли. Кроме того, тогда вспомнили и про его судимость. Когда Ленинград был взят в кольцо блокады, Николай оказался на территории, оккупированной фашистами, и был принудительно выслан в Прибалтику.
Именно в оккупации Гурьянов окончательно посвятил себя Богу. В феврале 1942 года, 8 числа, он был рукоположен в сан диакона. Совершил обряд рукоположения митрополит Сергий (Воскресенский). Одновременно с саном Николай принял целибат – обет безбрачия до конца жизни. А уже 15 февраля 1942 года получил священный сан. После окончания богословских курсов Николай уехал в Ригу, где служил в женском Свято-Троицком монастыре священником. Потом почти год был уставщиком Свято-Духовского монастыря в Вильнюсе.
С 1943 года Гурьянов был настоятелем храма Святого Николая в селе Гегобросты в Литве. В 1956 году отец Николай получил сан протоиерея. По воспоминаниям его прихожанки Риммы Орловой, отец Николай отличался добротой и приветливостью, служил вдохновенно, светясь, вовлекая всех прихожан в действо богослужения.
Не монах, он вел более строгую жизнь, чем монашеская. Аскезу соблюдал во всем – в молитве, посте, человеческих отношениях. И беззаветно служил Богу, подавая пример всем окружающим. Не зря его приход называли «оазисом православного благочестия» посреди католической Литвы.
Служение отец Николай совмещал с учебой – в 1951 году получил диплом Виленской духовной семинарии, затем учился заочно в Ленинградской духовной академии. А в 1958 году уехал служить Богу на остров Талабск, связав с ним навсегда свою биографию. Люди, близко знавшие Гурьянова, вспоминали, что название места служения назвал отцу Николаю некий старец, к которому тот ездил.
Конец 1950-х и начало 1960-х – время хрущевской антирелигиозной кампании, когда власти объявили близкую победу над мракобесием, имея в виду православие. Потому на Талабске Николая и его мать встретили с подозрительностью. Но доброжелательность, кротость и терпение священника помогли установлению добрых отношений с местными жителями.
Своими руками отец Николай восстанавливал свой полуразрушенный храм – красил стены, крыл заново крышу. Сам, без помощи епархии, искал средства на материалы для ремонта. Собственноручно пек просвирки, когда в церкви уже начались службы. А еще – помогал всем, кому мог, присматривал за пожилыми, нянчил детей, сажал деревья на острове.
В первые годы, уже наладив добрососедские отношения с жителями Талабска, Николай зачастую вел богослужения без паствы – люди не шли в церковь под влиянием антирелигиозной пропаганды. Одна из сельчанок даже написала донос на священника. На остров приехал представитель власти, нахамил, нагрубил и заявил, что завтра заберет протоиерея.
Всю ночь отец Николай молился, и утром начались чудеса, или стечение обстоятельств, как кому больше нравится считать. На озере началась буря, и три дня с материка на остров было не добраться. А потом власти вроде бы забыли о Гурьянове.
В 1970-е годы Николай Гурьянов, которого уже называли старец Николай, обрел небывалую славу. Его пророчества сбывались, а потому люди ехали к нему со всех концов Советского Союза. Старец безошибочно называл незнакомых по имени, предупреждал об угрожающих им опасностях, говорил, как их избежать.
Жалел бесноватых, проводил обряд изгнания бесов, вымаливал у Бога исцеление от неизлечимых болезней. Николай Гурьянов, помимо прочего, был очень тактичен в своих проповедях и высказываниях, давал наставления, не унижая достоинства человека, обратившегося за помощью.
В 1988 году старец удостоился митры и права служения с открытыми Царскими Вратами до «Херувимской», а в 1992 – права служения литургии с открытыми Царскими Вратами до «Отче наш». Это – высшее церковное отличие для протоиерея. Ходили слухи, что Николай Гурьянов тайно был рукоположен в сан епископа, но тогда ставятся под сомнения эти награды, ведь епископский сан сам по себе дает такие права.
В поздний советский и постсоветский периоды, когда церковь стала получать поддержку государства, выросло число почитателей старца Николая как среди россиян, так и среди православных за рубежом. В Канаде по его благословению основали скит.
За благословением к старцу приезжали , и другие известные творческие люди. Кроме того, в конце 1990-х старец предсказал будущее России, и об истинном смысле этих пророчеств спорят по сей день.
Как написал Игорь Изборцев, автор книги о старце, остров Талабск называли островом Православия. Собственно, отец Николай и был для верующих «благодатным островом». В одном интервью старца спросили, что его беспокоит в современниках. И он ответил: «Безверие».
«Ходи в храм и веруй Господу. Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец» - эту цитату старца Николая нужно запомнить каждому православному христианину.
Смерть
Житие отца Николая Гурьянова завершилось с его смертью 24 августа 2002 года на острове Талабск. Там он и похоронен.
На похоронах старца собрались более 3 тыс. верующих. Паломники по сей день приезжают на могилу старца.
Память
Фильм «Слово истины», снятый в 2003 году, рассказывает, что старец поддерживал царебожие и призывал к канонизации и . Но, как считают поклонники Николая Гурьянова, в последние годы старец по немощи своей зависел от окружения, которое и стало выдавать всякие домыслы за речи батюшки. Их мнение подтверждает статья Юрия Максимова в журнале "Благодатный огонь". А вот то, что отец Николай уважительно отзывался о царской семье, все-таки похоже на истину.
Создано Общество ревнителей памяти праведного Николая Псковоезерского (Николая Гурьянова). Существуют икона, а также Акафист и Канон иже во Святых отцу нашему Праведному Николаю Псковоезерскому, Архиерею Божию.
В серии «Люди Божии» издательства Сретенского монастыря напечатана книга «Протоиерей Николай Гурьянов». Любому пользователю Интернета доступны фото старца.
24 августа мы чтим память великого старца – протоиерея Николая Гурьянова (1909–2002). Более 40 лет старец служил в храме святителя Николая Чудотворца на острове Талабск (Залит) Псковской епархии. Будучи сам великим старцем, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) говорил о протоиерее Николае Гурьянове, что он является «единственным по-настоящему прозорливым старцем на территории бывшего СССР».
Старец Николай Гурьянов советовал:
«Будьте всегда радостны и в самые тяжелые дни вашей жизни не забывайте благодарить Бога: благодарное сердце ни в чем не нуждается».
«Не огорчайтесь за посещение неприятностей: это спутники жизни в наших оздоровлениях».
«Верующий человек, он должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает. Любвеобильно!»
«Человек рожден для того, чтобы беседовать с Богом».
«Надо жалеть неверующих людей и всегда молиться: “Господи, избави их от этого вражеского помрачения”».
«Ведь это мы сейчас в гостях, а потом все пойдем домой. Но только, мои драгоценные, горе будет нам дома, если мы в гостях были да что-то нехорошее делали».
«Жить так, словно ты завтра умрешь».
«Идите и делайте добро. Всякая любовь покрывает множество грехов».
Старец в воспоминаниях современников
Игумения Пюхтицкого монастыря Варвара (Трофимова) вспоминала о старце Николае (Гурьянове): «К отцу Николаю, как к своему духовному отцу, ездили мы с матушкой Георгией (ныне игумения Горненской Иерусалимской обители) на остров ежегодно. Обычно мы ехали через Псково-Печерский монастырь. Я очень люблю эту древнюю обитель и особенно батюшку отца Иоанна (Крестьянкина). Они с отцом Николаем были очень похожи друг на друга: и почти ровесники, и говорили почти одно и то же. Разница была лишь в том, что отец Иоанн говорил прямо, а отец Николай в разговоре немного юродствовал, часто давал ответ духовной песней. Бегая славы человеческой, он ходил иногда в беретике, в маминой кофточке, в калошиках. Это мои любимые старцы!
Простота и любовь к людям, животным, растениям, ко всему, что сотворено Богом, выделяли его среди других… Когда отец Николай приехал на остров, около его домика было пустое место, напротив – кладбище с разбитой оградой и ни одного деревца. А ему так хотелось всё украсить! И он из Киева, Почаева, Вильнюса, Пюхтиц собирал растения, корни кустов и цветов и сажал на острове. Батюшка с любовью ухаживал за деревцами. Тогда еще там не было водопровода, и воду батюшка носил с озера, по 100–200 ведер. Всё сам поливал: и кусты, и цветы, и будущие деревья. Рядом с домом батюшка посадил хризантемы, георгины, гладиолусы. Теперь мы видим плоды его трудов: повсюду зазеленели туи, пихты, лиственницы. А где зелень, там и птицы. Сколько их наполнило своими голосами ранее пустой остров! Для них, для пташек Божиих, отец Николай устроил “столовую под открытым небом”. Чистой своей душою батюшка был близок всему, что сотворено десницей Божией.
Отец Николай был целибат. У нас в Вильнюсе его все знали и поминали в записочках как священноинока Николая. Я у матушки игумении Нины (Баташевой; в схиме – Варвары) спрашивала об этом, и вот что она мне рассказала. Отец Николай говорил, что, если будет угодно Господу, он примет постриг в монашество. У матушки Нины даже хранилась одежда, которую сестры сшили для пострига отца Николая. Но в войну, когда женский монастырь сильно бомбили, у матушки игумении всё сгорело, в том числе и эта одежда. Отец Николай рассудил, что на его монашество нет Божией воли, и пострига не принимал».
Протоиерей Иоанн Миронов , которого связывала со старцем Николаем полувековая духовная дружба, рассказывал: «Двор скромного батюшкиного домика-келлии был словно иллюстрацией к первым главам Книги Бытия: каштаны, кипарисы и другие деревья, множество голубей на ветвях и крыше сидят плотно, как куры на насесте. Тут же воробьи и прочие мелкие пташки. А рядом с курами мирно прогуливаются кошки и собачка. И всех батюшка старался приголубить, угостить. У батюшки 28 лет прожила кошечка Липушка, совсем очеловечилась. Однажды ворону кто-то подбил камнем, так батюшка ее выходил, вылечил, и она стала совсем ручной. Каждое утро потом встречала батюшку, каркала, хлопала крыльями – здоровалась. И всё кругом – и деревца, и цветы – всё на острове жило батюшкиной заботой. Пчелки, мошки, жучки – всё ему было не чужим. Комара даже не обидит. Всё творение было батюшке по сердцу. Он всегда внимательно смотрел, чтобы ни цветок, ни деревце не повредили».
Владыка Павел (Пономарев; ныне митрополит Минский и Заславский, Патриарший экзарх всея Беларуси; в 1988–1992 годах – наместник Псково-Печерского монастыря) рассказывал такую историю: «Приехала к нам в Печоры матушка Георгия (Щукина). Оказывается, у нее был разговор со Святейшим Патриархом о возможном направлении ее в Иерусалим. И ей нужно было посоветоваться с духовником – отцом Николаем, известным старцем на острове Залит. Но попасть на остров ей не удалось: пароходы уже не ходят, а лед еще не встал… А эконом меня спрашивает: “Так благословите на вертолет?”… Позвонили в аэропорт – оказалось, вполне доступно. Через 40 минут вертолет уже был в монастыре. Прилетели – а там и приземляться-то некуда. Только что выпал снег хороший. Сели куда-то в огород. Видим: сам отец Николай идет. И матушки бегут, что-то шумят. Оказывается, после службы и трапезы все по кельям разошлись – и вдруг отец Николай стал всех звать. “Выходите, – кличет. – Матушки, к нам гости едут: матушка игумения Иерусалимская, отец-наместник с братией монастыря”. Они говорят: “Батюшка, ты в своем уме? Кто к нам едет? Пароходы не ходят. Ложись, отдыхай”. И вдруг – вертолет, шум. А ведь тогда не то что мобильников, вообще связи с островом не было. И ведь называл уже отец Николай матушку игуменией Иерусалимской, хотя о ее будущем совсем никто не знал…»
Протоиерей Олег Тэор рассказывал о старце: «Батюшку я оценил с первой же встречи и очень почитал его всегда. Меня удивляла его прозорливость. Он предвидел многое и, если нужно было, говорил то, что потом сбывалось. Например, был такой случай. Отец Николай всегда помнил о смерти, о своей к ней подготовке, часто говорил на эту тему и наказывал, в чем его хоронить. Однажды он обещал одной своей духовной дочери, что она будет на его похоронах. Другая, по имени Антонина, тут же заявила: “И я буду, батюшка. Обязательно приеду”. А он так прикровенно и говорит: “Да нет, ты дома будешь”. И оказалось, что эта Антонина умерла. А та, которой было обещано присутствовать на похоронах, действительно там была. И мне батюшка говорил, что я его похороню. Так и вышло.
Сейчас я также чувствую его молитвенную поддержку. Бывает, что, когда его поминаю, мне идет помощь. Отец Николай имел и дар исцелений. Молитва его была очень действенной. Одна его духовная дочь так тяжело заболела, врачи признали рак. Она себя чувствовала очень слабо, лицо ее было бледное, прозрачное. Работала она на тяжелой работе, где ей приходилось иметь дело с вредными для ее здоровья химикатами. Врачи рекомендовали ей перейти на другую работу. Но отец Николай не благословил. Больная послушалась. Прошло уже много лет, а она, по молитвам батюшки, поправилась и живет до сих пор. Когда я сильно заболел, отец Николай тоже очень убежденно уверил меня, что Господь исцелит. И действительно, я исцелился.
Отец Николай старался привить своим чадам память о смерти. Говорил, что если бы люди знали, что им уготовано, то они вели бы себя по-другому. Часто он для вразумления и наглядности показывал гостям икону Страшного суда, объясняя ее и напоминая о возмездии за грехи. Наставлял очень убежденно, евангельскими словами и примерами. Указывал на изображении, где и за какой грех человеку предстоит мучиться. Это многих отрезвляло и заставляло задуматься и помнить всегда о смертном часе».
Архимандрит Амвросий (Юрасов) вспоминал: «Были со мной еще два человека. Одного старец легонько ударил по щеке, а потом сказал: “Батюшка, благослови”. – “Да я не батюшка!” – “Не батюшка? Да?” Прошли годы. Теперь тот человек игумен. Девушке, которая приехала с нами, вынес нотную бумагу. Она удивилась: зачем это? Она же художник. Не поет. Нот не знает. А ныне она регент в монастыре».
Протоиерей Георгий Ушаков делился: «Часто я видел, что, даже когда батюшка говорил с человеком, у него в перерыве между фразами шевелились губы. Думаю, что он был непрестанный молитвенник. Отсюда происходили и его прозорливость, и открытость к горнему миру. Во время молитвы Господь открывал ему душу человека и Свою волю о нем».
Протоиерей Владимир Степанов рассказывал: «Я жил тогда в Пскове и служил диаконом в Троицком кафедральном соборе. Рядом с собором стоит колокольня, в которой в 1970-е годы жила монахиня Архелая. Захожу однажды навестить матушку. Речь зашла об отце Николае. Она мне рассказывает, что ей было очень тяжело, и она молитвенно обращалась к батюшке: “Отец Николай! Помоги мне! Отец Николай! Помоги мне…” И так несколько раз. Утром следующего дня батюшка приезжает в Псков, приходит к матушке Архелае и с порога говорит ей: “Ну что ты меня просишь: отец Николай, помоги мне, отец Николай, помоги мне…”
Господь наградил батюшку живой верой и непрестанной молитвой. Часто было заметно, что он творит Иисусову молитву. Силу его молитвы я испытал на себе, и не раз. Один из примеров: у меня была серьезная проблема, и я зимой пешком от большака пришел по озеру к старцу. Он меня выслушал, затем встал и говорит: “Давай помолимся”. Батюшка становится на колени на своей крохотной кухоньке, я за ним тоже. Несколько минут молитвы. Встаем с колен. Отец Николай меня благословляет, и я ясно в душе ощущаю, что моей проблемы больше нет. Слава Богу!»
Священник Алексий Лихачёв вспоминал: «Батюшка мне показался немного наивным: он всё уговаривал меня ежедневно читать утренние и вечерние молитвы. А я был таким усердным студентом, что для меня странным казалось не то что молитвы не прочесть – я и Псалтирь читал неукоснительно. “Разве он не знает, что я и без всяких уговоров это делаю?” Но потом в академии я оказался в кружке молодых людей, знатоков и приверженцев греческой традиции, которые, вышучивая наше российское благочестие, иронизировали: “Без вычитки этого правила вам никак не спастись”. Так батюшка заранее меня укрепил, чтобы не поддаться. И еще: теперь, через десять лет, я настолько оказался обременен строительством храма, а также семейными трудностями и бытовыми неурядицами, что засыпаю иногда, не раздеваясь. Но слова отца Николая звучат сегодня – как укор.
Батюшкин язык надо было еще уметь понять. Он открывал людям такие глубокие вещи, да еще в нескольких словах, что их приходилось облекать в форму образов или символов, которые прояснялись постепенно, по прошествии времени, наполняясь новыми духовными смыслами и поворотами судьбы. Некая послушница, приехавшая вместе со мной на остров, стала рассказывать батюшке о нестроениях в монастыре. Он ласково прикоснулся к ее шее: “А ты крестик-то носишь?” Она вынула крестик с груди. “Вот и носи”. (У нее через год открылось душевное расстройство.)
А девушке Вале, интересовавшейся у него, можно ли ей заниматься конным спортом и танцами, отец Николай с лаской и улыбочкой говорит: “А дай-ка я тебе красочки-то добавлю”, – и берет седую прядь со своих волос и будто перекладывает ей. Она, знай, смеется. А ведь он ей намекал на горе до седины».
Врач Владимир Алексеевич Непомнящих рассказывал о старце: «Внешне он казался отрешенным от всего земного. Чувствовалось, что между нами, грешными, и старцем было громадное расстояние. Многим, подходившим под благословение, батюшка уже не отвечал на вопросы, а только молча крестообразно елеем помазывал лоб. При этом люди чувствовали, как необходимость в расспросах исчезала. Однако с теми, у кого действительно была нужда, отец Николай беседовал, отвечал им на вопросы и даже приглашал людей к себе в домик. Он отвечал не на все вопросы, а выборочно… Несомненно, старец Николай знал волю Божию и открывал ее в той мере, в какой считал необходимым».
Андрей Лукин вспоминал: «От юности моей я пристрастился к алкоголю, и к 26 годам понял, что без него не могу долго обходиться. Я начал искать выход, пробовал закодироваться – не помогло, только хуже стало… Стал брать обеты. Обещался пред Богом, на кресте и Евангелии, в присутствии священника о воздержании от алкоголя, сначала на полгода, потом на год и полтора. Так продолжалось шесть лет, но беда в том, что, как только наступал конец срока обета, буквально в тот же день я начинал снова пить, так как страсть подступала и невозможно было бороться с ней. И вот в 1999 году, в августе месяце, я приехал на остров Залит к отцу Николаю Гурьянову. Я подошел к нему и говорю: “Батюшка, благословите меня не пить три года и не курить год (взять обеты)”. Отец Николай благословил меня большим крестом и сказал: “Не будешь ни пить, ни курить до конца жизни твоей”. С тех пор прошло семь лет, и за это время у меня даже помысла не возникало (слава Богу!) ни выпить, ни покурить. А ведь я курил больше 20 лет.
А за два года до этого чудного события моя жена вместе со старшей дочерью ездила к отцу Николаю с вопросом о том, уходить ли мне с мирской работы и трудиться всецело в церкви или нет. Батюшка, не зная моего имени, сказал жене: “Низкий поклон Андрюшеньке, и прошу ваших молитв”. Какое у батюшки смирение – как он назвал меня, алкаша… А жене ответил: “С мирской работы уходить не надо, а регентом пусть поработает”. Так и вышло: “поработал”, через полгода, меньше, пришлось мне из регентов уйти. Еще жена спрашивала про дочь: учиться ли ей дальше, так как успехи в учебе были неважные, на что старец сказал: “Учись, учись и учись. Тройка и четверка тоже хорошие отметки”. Дочь окончила школу, среднее специальное заведение, сейчас учится в высшем, на четвертом курсе. При поступлении за основной предмет получила пять, за остальные четыре. А ведь в школе училась на тройки!»
Ольга Кормухина, известная певица, делилась: «Надо сказать, что в это время у меня были две серьезные проблемы: курение (я никак не могла бросить курить, хотя и очень хотела этого) и еще мне нравились вкусные спиртные напитки. Я, можно сказать, “кайфовала” от изысканных ликеров, ромов, вин и ничего не могла с собой сделать… Вот подходим мы к домику, видим: люди вокруг старца кучками собрались; мы к ним присоединились. А он бегает между людьми и спрашивает: “Пьешь, куришь? Пьешь, куришь? Пьешь, куришь?” А меня не спрашивает. Я думаю: “Ведь это моя проблема. А меня он не спрашивает”. Я хочу сказать, а не могу. Чувствую, что бес мне рот заткнул. Просто натурально это чувствую. У меня вены на шее надулись, а я не могу ни слова сказать. Но чувствую, что если я сейчас не скажу, то мне конец. Просто конец. И всё! Я напряглась из последних сил и взмолилась: “Господи! Помоги мне!” И тут же закричала: “Батюшка! Я пью, курю! Ненавижу себя за это!” А он как будто ждал этого, подбежал ко мне, перекрестил рот и говорит: “Всё. Больше не будешь”. И действительно, это было 19 июля 1997 года, с тех пор я не принимаю ни спиртного, ни сигарет.
Один профессор математики, русский, приехал со своим английским другом, тоже профессором математики, совершенно неверующим. И русский очень молился, чтобы тот уверовал. А англичанин имел помысел: “Если покажет мне этот старец чудо, тогда уверую”. Приехали, батюшка их встретил, завел в келью и сразу же, с первых слов говорит: “Какое же чудо тебе, сынок, показать?” Подошел к выключателю и начал щелкать: “Вот есть свет, а вот нету света. Вот есть свет, а вот нету света. Ха-ха-ха”. Посмеялись, и отец Николай отправил их домой: “Езжайте, сынки, с Богом, пока тихонько”. Англичанин тоже посмеялся: мол, какие могут быть чудеса? Ведь ученый человек. Приехали они с острова обратно на материк, а там толпа народа, милиция, рабочие какие-то провода тащат. “А что случилось-то?” – “Так три дня уже на островах света нет”. И ученый наш тут же развернул лодку обратно».
Анна Ивановна Трусова вспоминала: «Я приехала на остров вместе с моим племянником. Он защищал одного человека, на которого напали хулиганы. В результате на него пало несправедливое обвинение. Следователь давал ему две статьи. Мы поехали к старцу Николаю просить его святых молитв. Батюшка не стал спрашивать, за что, почему, только я вдруг увидела, как изменились его глаза – таких глаз я не видела ни у кого в жизни. Он ушел далеко, он не присутствовал здесь, среди нас. Я прямо-таки затрепетала от этого батюшкиного взгляда. Не знаю, сколько он так молился. Пять минут или больше, но только потом он глубоко вздохнул и сказал: “Не осудят. Оправдают”. Так за какие-то несколько минут старец вымолил человека».
Людмила Иванова, церковный фотограф , вспоминала об одном случае: «Собрался однажды отец Николай поздним зимним вечером в сильную пургу куда-то идти. “Батюшка, в такую стужу!.. Зачем?” – испугались матушки. “Зовут”, – тихо сказал старец. И, несмотря на уговоры женщин, ушел в ночную тьму. Ветер выл лютым зверем, метель не стихала. Батюшка долго не возвращался. Бежать, искать – куда? Оставалось молиться, уповая на волю Божию. Вернулся батюшка не один. Мужика замерзшего привел. Тот заблудился в пургу, стал силы терять и даже о смерти думать. От страха взмолился угоднику Божию Николаю Чудотворцу, хотя и считал себя неверующим. Отец Николай услышал».
Игумен Роман (Загребнев) рассказывал, как они с другом приехали к старцу на остров. Друг, не имевший опыта общения со старцами, растерялся и ни о чем не спросил батюшку. И вот, когда они уже собрались уходить, отец Николай сам остановил молодого человека: «Скажи мне, разве это дело? Дома писал-писал хартию с вопросами, положил в карман и, не разрешив ни одного вопроса, уезжаешь! Разве это дело? Сейчас сядешь в “Ракету” и поплывешь, а вопросы в кармане. Ну-ка, доставай сейчас же. А то ведь поплывешь до Пскова, руку случайно сунешь в карман, сердечко-то так и екнет. Чтобы оно было спокойно, и нужда есть разрешить вопросы. Понял?!» «Упал к батюшке в ноги мой попутчик, слезы побежали из глаз, прося прощения и терпения на разрешение написанных вопросов».
Емилиан Лашин вспоминал: «Человек, с которым мне пришлось отправиться на остров Залита, недавно вышел из тюрьмы. Он рано потерял мать, а мачеха плохо обращалась с ним и его сестрой, и оба они начали воровать, и так продолжалось, пока его не посадили. Сидел он два или три раза и когда вышел, уже был очень болен туберкулезом. У него не было ни работы, ни денег, ни прописки, ни жилья, а в больницу было не устроиться. Тогда решили поехать к отцу Николаю. Это было в сентябре, в конце месяца – тяжелое для чахоточников время.
Помню, в тот день у батюшки было много самого разнообразного народа… А мой “подопечный” стоял за воротами у большого камня и не решался (или уже не был в силах) войти. Батюшка едва взглянул на него и сразу окликнул по имени, сам вышел за калитку и долго-долго о чем-то разговаривал с этим человеком. А потом благословил его трижды и сказал громко: “Всё будет хорошо”. Надо ли говорить, что сразу по нашем возвращении этого человека взяли в самую лучшую клинику, будто внезапно забыв обо всех препонах и доводах, которые те же самые люди находили всего несколько дней тому назад. В этой клинике он пролежал более полугода, совершенно излечившись от страшного недуга. За это время оформили и прописку, и постоянно какимто чудным образом находились средства на лекарства, стоившие немалых денег».
Алексей Белов, известный музыкант, рассказывал: «Мы были свидетелями такого случая. Однажды на острове поднялась страшная буря и вдруг мгновенно затихла. А когда мы подошли к келье батюшки, то его келейница сказала, что шел смерч, батюшка вышел, перекрестил, и всё рассыпалось. А потом оказалось, что он мальчика от смерти спас. Этот мальчик вышел рыбачить на большой лодке, и во время смерча он мог бы погибнуть, разбиться на этой лодке.
Батюшка вообще спасал людей от смерти не один раз. Так было с нашей дочкой. В младенчестве она очень тяжело переносила высокую температуру, у нее начинались судороги. И вот однажды судороги были такие сильные, что у нее запал язык и началась асфиксия, она уже синеть начала. Тогда я про себя закричал: “Отец Николай, помоги!” И язык вернулся на место, она задышала ровно.
У монахов, с которыми мы встретились на Афоне, были фотографии старца. Все его очень почитали. Когда мы были на вечерней службе в Хиландаре, в сербском монастыре, духовник принимал у меня исповедь. Я решил ему подарить фото отца Николая, так как взял с собой целую пачку, чтобы дарить людям. Он взял фотографию, посмотрел и сказал: “Отец Николай!” Потом я узнал, что духовники некоторых афонских монастырей, в том числе отец Тихон из Хиландара, приезжали на остров к батюшке Николаю. Для меня это было поразительно. Ведь Святая Гора – центр сосредоточения монашеского опыта более тысячи лет. Можно сказать, что это “институт старчества”, здесь возросло много старцев, в том числе современных. И вот с Афона монахи ехали на какой-то далекий остров в России, чтобы увидеть святого».
Иеромонах (ныне игумен) Нестор (Кумыш), духовное чадо старца, делился: «Диаконство мое было им тоже предсказано. Перед поступлением в семинарию я, как обычно, приехал на остров, ибо тогда уже ездил регулярно, не мог уже без этого. Побеседовал со старцем, всё, что нужно было, решил. На прощание он мне говорит: “Скоро диаконом будешь”. “Когда?” – спрашиваю. “Следующим летом”, – ответил старец. С тем и уехал. Но в душе недоумение: какое диаконство, когда я еще не поступил даже в семинарию? Пошутил, может, батюшка? На деле же вышло всё по его слову. Меня, как окончившего вуз, зачислили в семинарию сразу во второй класс…
По окончании второго класса мне предложили перейти в четвертый, минуя третий. Не дав никакого ответа, я уехал за город к родственникам до сентября следующего учебного года. А в начале июля неожиданно позвонили из епархиального управления с требованием немедленно явиться в город для сдачи ставленнических экзаменов и прохождения исповеди перед хиротонией.
Для успешного хода реставрационных работ по храму, где я служил, благотворитель, совершавший его восстановление, подарил мне машину. “Немедленно продай ее”, – категорично потребовал от меня старец, когда я поведал ему об этом. Но я не послушался и решил это сделать по окончании реставрационных работ… На полном ходу у меня заклинило двигатель, и машина стала неуправляемой. Через две-три ужасных минуты я оказался в кювете всеми четырьмя колесами вверх. По милости Божией всё обошлось благополучно, и я отделался испугом. Но с тех пор не решался нарушать или как-то переиначивать слово, сказанное старцем.
Был у меня один грех, причинявший мне немало огорчений и переживаний. Периодически я страдал рецидивами мрачной раздражительности и вспыльчивости. Трудно жить с этим христианину, так как ничто столько не отравляет существование окружающим и ничто так не унижает человеческого достоинства, как потеря самообладания. Но и борьба с этим распространенным недугом непроста. И вот однажды по приезде на остров я обратился к старцу с довольно глупым вопросом, не лишенным к тому же затаенного тщеславия. Я спросил отца Николая, что бы мне этакое особенное делать для вящего благоугождения Богу. Не глядя на меня, старец ответил: “Не скандальте”. Ух, как больно мне стало от этого слова! Я отскочил от батюшки, как будто меня обдали крутым кипятком. Его слова попали в самую точку и глубоко уязвили мое самолюбие. Но что делать? Для нашего излечения иногда нужны не сладкие пилюльки, а горькие лекарства, и отец Николай решительно употреблял их там, где это требовалось. Впоследствии – как я полагаю, не без молитвы батюшки – я обнаружил главную причину терзавшего меня недуга и освободился от него».
Протоиерей Валериан Кречетов делился: «Батюшка всё время повторял: “Всё хорошо, да, всё хорошо. Какие мы счастливые, что мы в Церкви, что мы причащаемся…” Старца спрашивали о России, а он отвечал: “Россия не умирала. Ох, как хорошо у нас. Слава Тебе, Господи. Господь не оставляет нас”».
Священник Алексий Лихачев вспоминал о последних днях жизни старца и о последней встрече с ним: «И вот я у самого дорогого человека. Снова, как в первую встречу, сижу подле ног. Только батюшка… был уже другим. Он умалился, как когда-то Господь. Он был совсем как ребеночек. Поцеловал мне руку: ты, мол, священник, а я – уже никто. Когда отдавал ему в подарок скромные святыньки, батюшка по-детски спрашивал: “А это что? Крестик?” И умиленно плакал. Я ему привез ваточку, обмакнутую в миро с иконы Царя-мученика. Он раза три переспрашивал, что это за ваточка. Попросил его поставить крестик на книге с его стихами. “Вот здесь? Здесь?” – спрашивал, пока я не показал пальцем. В послушание мне батюшка минут пять старался своей немощной рукой начертить этот крестик, рука дрожала… Я тоже стал плакать. Всего того душевного, что я знал и чего ждал, уже не было. Не было НАВСЕГДА. Явно почувствовалось, что человеческое в батюшке уже уходит. Внешне об этом говорила противоестественная бледность лица: ни кровиночки! Его плоть держалась только Духом – ради нас, по его любви и милости Божией. И только на вопросы все старец ответил. Отвечал, закрывая глаза и молясь, – и только в эти секунды я узнавал “своего батюшку”. Даже тон его становился твердым и властным».
Протоиерей Борис Николаев вспоминал: «Когда батюшка лежал в гробу, правая рука у него была настолько теплая и живая, что у меня закралась в голову мысль, не живого ли мы хороним. Дело в том, что отец Николай был близок к горнему миру. Праведники в особые минуты, особенно после Причащения Святых Христовых Таин, перестают чувствовать разницу между миром горним и миром видимым, могут временно переходить в иной мир. Отец Валериан часто в последние годы причащал батюшку и несколько раз замечал, что старец словно умирал. Дыхание останавливалось, но пульс продолжал биться. Через некоторое время отец Николай выходил из своей келейки к встревоженному отцу Валериану, келейницам и с улыбкой спрашивал: “Ну, что вы тут?”».
Иерей (ныне протоиерей) Алексий Николин вспоминал о похоронах старца: «Было 40 служащих священников, два владыки: архиепископ Псковский и Великолукский Евсевий и Никон, епископ Екатеринбургский на покое… Вначале прощалось священство, потом пошли миряне. Прибыли монахи Псково-Печерского монастыря, архимандрит Тихон (Шевкунов)… приехал со своим хором. Хор Сретенского монастыря пел отпевание… Когда закончилось отпевание, подняли гроб, обнесли вокруг храма с каноном “Волною морскою” и понесли на кладбище».
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) утешал скорбящих: «Не плачьте! Теперь отец Николай у Престола Небесного за нас молится».
Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!
Подготовила Ольга Рожнёва
Гдовского уезда Санкт-Петербургской губернии в благочестивой купеческой семье. Отец, Алексей Иванович Гурьянов (+ 1914), был регентом церковного хора. После его смерти воспитанием детей занималась мать, Екатерина Стефановна Гурьянова (+ 1969). Впоследствии она стала ближайшим помощником сына Николая. С детства он прислуживал в храме арх. Михаила в с. Кобылье Городище Гдовского уезда, ездил с богомольцами по святым местам. Любовь к храму и церковному пению была присуща всем членам семьи. Старший брат Николая, Михаил, стал профессором Санкт-Петербургской консерватории. Младшие братья, Петр и Анатолий, также обладали музыкальными способностями, но о них осталось мало известий. Все трое братьев погибли на фронтах Великой Отечественной войны.
Еще в отроческом возрасте он побывал на о. Талабск , где позже подвизался. Примерно в г. настоятель храма Михаила Архангела, в котором отрок Николай алтарничал, взял его с собой в Псков, куда они добирались водным путем. На острове Талабск пристали отдохнуть. Здесь посетили блаженного Михаила, прозорливца. Блаженный Михаил подал священнику маленькую просфору, а Николаю - большую и сказал: "Гостек наш приехал... ".
По окончании Гатчинского педагогического техникума Николай поступил в Ленинградский педагогический институт. В году студент Николай выступил на студенческом собрании против закрытия одного из ленинградских храмов, после чего был исключен из института.
Преподавал математику, физику и биологию в школе в г. Тосно Ленинградской области. Затем служил псаломщиком в храме во имя свт. Николая с. Ремда Середкинского района Ленинградской обл. (ныне Гдовского района Псковской обл.).
В местные органы стали поступать доносы:
«Акт (актив) села Сидорович доводит до Вашего ведома, что в селе Сидоровичах живут небажани (нежелательные) некоторые элементы и занимаются агитацией против советской власти та коллективизаций а сами куркули (кулаки) еки ликвидировани и разлагают работу».
"...В июле месяце 1930г. [Николай Гурьянов] прибыл в с.Сидоровичи, взял должность дьяка, устроился на квартире у председателя церковной общины Комаренко. Используя то, что к взрослым детям Комаренко ходила молодежь, он начал разучивать с ними религиозные песни [имеются в виду церковные песнопения], с ними их пел. Вербовал молодежь в церковный хор, а также советовал ходить им в церковь..."
По данным ПСТГУ, еще до рукоположения принял иноческий постриг , но мантийным монахом не стал и сохранял свое иночество в тайне.
В г. переведен в Псковскую епархию . По личной просьбе назначен настоятелем храма во имя свт. Николая на острове Талабск (Залит) на Псковском озере, где прошло почти полвека его пастырского служения.
Вел подвижническую жизнь, прославился как духовный прозорливый старец. В начале 1970-х годов к о. Николаю за советом и молитвенной помощью стало обращаться много людей, его духовные чада были среди священников, монахов и мирян. Он старался каждому приходящему к нему сказать ободряющее слово, укреплял и наставлял в вере, призывал с любовью относиться ко всему, что окружает людей. Много читал, направляя и других к вдумчивому, умному чтению, благословлял на учебу, получение образования, любил духовное пение, автор таких песнопений, как «Похвала Богоматери», «Молитва Ангелу-Хранителю», «Спаситель, согрей мою душу», «Братский гимн». Патриарх Московский и всея Руси Алексий II назвал о. Николая одним из столпов русского старчества.
Скончался 24 августа в своем доме на острове Талабск (Залит) на Псковском озере в Псковской области. Остров Талабск с могилой старца по-прежнему привлекает многочисленных паломников.
Видео
Док. фильм "Кресту Твоему", посвященный памяти о. Николая Гурьянова. Сведения о епископстве о. Николая, приведенные в титрах, не находят подтверждения. Фильм ценен документальными кадрами, запечатлевшими о. Николая.
Награды
- золотой наперсный крест (1952),
- митра и право служения с открытыми царскими вратами до Херувимской песни (1988)
- право служения с открытыми царскими вратами до «Отче наш» (1992)
Труды
- Слово Жизни: В духов. стихах, избр. для любителей духов. пения: Для хора без сопровожд. Серг. П., 1996;
- Напоминаю вам... М., 1999.
Литература
- Палагина Л. Памяти прот. Н. Гурьянова // ЖМП. 2002. № 12. С. 42-46;
- Миронов И., прот. Жизнь старца // Правосл. летописец С.-Петербурга. 2002. № 12. С. 27-31;
- Сб. восп. о старце прот. Н. Гурьянове. М., 2003;
- Не прощай, а здравствуй: Восп. о старце Н. Гурьянове / Сост.: Е. А. Смирнова. М., 2003;
- Изборцев И. Да любите друг друга: Встречи со старцем Николаем. СПб., 2004;
- Православлье jе волети: Старац Николаj (Гурjанов), Старац Серафим (Тjапочкин). Београд, 2004;
- Псковский синодик. М.; Псков, 2005. С. 218-223.
Использованные материалы
- Православная энциклопедия, т. 13, с. 496-497
- Неизвестное «Дело» отца Николая Гурьянова (штрихи к портрету приснопамятного старца)
- БД ПСТГУ "Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века"
Наставления старца Николая Гурьянова. Сегодня имя старца Николая Гурьянова известно тысячам людей в России и за рубежом. Он – один из любимейших, самых почитаемых духовных наставников Русской Православной Церкви XX века, поддерживавших Ее в тяжелое время открытых гонений на Православие.
Но когда-то все обстояло иначе: батюшка принадлежал к поколению исповедников, претерпевших за веру и преданность Богу притеснения от властей, тюремные и лагерные заключения и ссылки. А после освобождения целые годы провел в безвестности, трудах и молитве на отдаленном рыбацком острове. Отец Николай не оставил обширного духовного наследия, трудов по аскетике или по богословию, но его краткие слова и простые наставления одинаково трогают сердца «простецов» и «мудрецов». Для многих и многих он стал тем человеком, с которого начинается путь к Богу.
Фрагмент фильма “Острова Православия” С. Александрова. КИНОСТУДИЯ РАДОНЕЖ.
Старец Николай Гурьянов
Пройдут годы, и он окажется в ряду чудом выживших в 20-е – 30-е гг. православных священников. Схиархимандрит Захария из Троице-Сергиевой Лавры и схиархиепископ Антоний (Абашидзе) из Киево-Печерского монастыря, московский старец - святой праведный Алексий Мечев и архимандрит Серафим (Тяпочкин), преподобномученик Амфилохий Почаевский и недавно почивший архимандрит Иоанн (Крестьянкин), - вот только наиболее известные из них.
Все они разделили удел исповедников и были удостоены Богом высоких духовных дарований. Их прозорливость - способность предсказывать события будущей жизни, а порой - и знание о прошлом людей и совершенных ими ошибках, дар исцеления и изгнания нечистых духов - привлекали к ним верующих со всех концов России.
«Между верой и благополучием»
Сохранились свидетельства о том, что в молодости Николай Гурьянов отличался достаточно сильным характером, и ему требовались усилия, чтобы научиться владеть собой. Но именно на нем остановился однажды взгляд отца, неожиданно обратившегося к его матери со словами: «Екатеринушка, как эти (старшие дети) - не знаю, а этот - тебя доглядит» . Отец Николая Гурьянова умер молодым, все братья погибли во время Великой Отечественной войны. Ему же предстоял путь священства и несение заботы не только о престарелой матери, но и о десятках духовных детей, и о сотнях паломников, приезжавших к нему издалека.
Личный выбор Николая между верой и относительным спокойствием, которое сталинская государственная система обещала тем, кто готов был следовать установленным нормам, состоялся еще до начала массовых репрессий - когда он был студентом Ленинградского Педагогического института. В 1929 г. Студент Гурьянов был отчислен с первого курса за то, что позволил себе высказаться против закрытия одного из храмов.
Путь к высшему образованию оказался для него, таким образом, закрыт, несмотря на то, что он успешно окончил в 1928 г. Гатчинский педагогический техникум. Вернувшись на родину, Николай служил псаломщиком в церкви, преподавал математику, физику и биологию в школе. В 1930-х годах последовал арест. Заключение в «Крестах», ссылка в лагерь под Киевом, а затем - на поселение в Сыктывкар - составили основные вехи его исповеднического пути.Условия содержания заключенных были чудовищны.
В Заполярье Николай оказался среди тех, кто прокладывал железную дорогу. Годы спустя батюшка вспоминал ту ночь, когда ему пришлось долгие часы стоять в воде и в ледяном крошеве вместе с другими заключенными. Бесконечной показалась эта ночь страданий. Поддерживала его молитва. А наутро пришедшие охранники обнаружили, что он оказался единственным, кто остался жив.
Из-за болезни ног, поврежденных в заключении, Николай Алексеевич не был мобилизован в годы войны. После лагеря он преподавал в школах Тосненского района, а после оккупации Гдовского района, был перемещен в Прибалтику. В годы войны в его жизни состоялось событие, определившее всю его последующую судьбу. - Подготовленный пережитыми испытаниями к «тесному пути» служителя Церкви, 15 февраля 1942 г. в Риге, в праздник Сретения Господня, он принимает сан священника.
Первое время он служил в храмах и монастырях Прибалтики, а в 1958 г. по откровению одного из старцев, указавших ему место его будущего служения, ходатайствовал о переводе на уединенный рыбацкий остров Талабск (более известный под названием рыболовецкого колхоза им. Залита). Здесь отец Николай провел сорок лет жизни и пастырского служения.
Бог и душа
Приехав сюда никому не известным священником, возбуждавшим подозрения у неверующего населения, через несколько лет он снискал искреннее и глубокое уважение рыбаков. Поселившись вместе с матерью в самом крошечном домике на окраине поселка, он служил один, своими силами ремонтировал церковь, латал и перекрывал кровлю, пек просфоры, а в свободное время, не ожидая просьбы о помощи, появлялся на пороге домов тех, кто больше всего нуждался в поддержке. Семьи рыбаков подолгу оставались без кормильцев.
Незлобивый и кроткий, батюшка выполнял работы по хозяйству, оставался с детьми, помогал престарелым и немощным. Многие с благодарностью вспоминали потом его заботу о семьях, где хозяин выпивал. Отец Николай мог, например, вынуть бутылку у пошатывающегося мужичка и тут же разбить ее: его тихое слово покорно принимали люди, казавшиеся безнадежно опустившимися.
В первые годы было и тяжело. Порой подступало уныние: годами он служил в пустом храме. Приходила и мысль уехать с этой тяжелой земли. Но однажды, когда вещи были уже уложены, его остановил детский голос - крошечный ребенок, почувствовав его грусть, вдруг горячо попросил его не уезжать. Батюшка принял детские слова, как изъявление воли Божией и напоминание об указании служить здесь, данном ему через старца. Шло время - отец Николай терпеливо продолжал нести свой крест.
Через несколько десятков лет, Талабск, представлявший собой в момент его приезда пустынный островок, покрылся садиками и островками зелени, которые батюшка высаживал и заботливо поддерживал, таская по сотне ведер воды с озера. Озеленение острова было особым его подвигом. С материка и из паломнических поездок, он привозил саженцы, составившие знаменитый «сад памяти», напоминавший ему о местах его заключения. Он почти не спал: днем служил и работал, а ночью молился.
Наконец, «сухая почва» дала всходы. Отношение рыбаков к батюшке обнаружил следующий эпизод: когда одна жительница поселка под давлением уполномоченных написала донос на отца Николая, грозивший ему новым заключением, рыбаки выразили ей единодушное порицание - никто из вернувшихся с лова не положил по обычаю на ее тарелку рыбы. С этого времени в церковь потянулся народ.
Тогда, в 60-е годы, во время усиления гонения на храмы, к отцу Николаю пожаловали представители местной власти, разговаривая очень грубо и пообещав на следующий день вернуться за ним. Батюшка всю ночь простоял на молитве, а наутро на озере поднялась страшная буря, которая не утихала в течение трех дней. Талабск стал недоступен. После того, как буря стихла, об отце Николае как-то забыли и больше не трогали.
Старчество
В 70- е годы к отцу Николаю на остров стали приезжать люди со всей страны - его начали почитать, как старца. Не только церковные люди тянулись к нему, но и падшие души, чувствуя тепло его сердца. Некогда забытый всеми, порой, он не знал ни минуты покоя от посетителей, и чуждый мирской славе только потихоньку сетовал: «Ах, если бы вы в церковь так бежали, как за мной бегаете!»
. Его духовные дары не могли остаться незамеченными: он называл незнакомых людей по имени, приоткрывал забытые грехи, предупреждал о возможных опасностях, наставлял, помогал изменить жизнь, устроить ее на началах христианских, вымаливал тяжелобольных.
Сохранились свидетельства того, что по молитвам батюшки, ему открывалась судьба людей, пропавших без вести. В 90-е гг. известный на всю страну Печерский старец - архимандрит Иоанн (Крестьянкин) свидетельствовал об отце Николае, что он является «единственным, по-настоящему, прозорливым старцем на территории бывшего СССР». Он знал произволение Божие о человеке, многих направлял по кратчайшему пути, ведущему ко спасению.
Батюшка был чужд человекоугодия. Принимал не всех. Некоторых и разворачивал со словами: «Ты зачем сюда пришла?». К нему побаивались ездить даже маститые священники. Отец Николай обличал. Известен случай, когда к нему приехали двое гостей в дорогих облачениях, имевшие весьма внушительный вид. Окадив их со словами:
«Сижу я на боцке (на бочке),
А под боцкой мышка.
Мой миленок - комсомолец,
А я коммунистка…»
Старец невозмутимо продолжал службу. Иногда он довольно ощутимо постукивал пришедших к нему по щеке или по лбу: таким образом, он отгонял нечистых духов, которых ему дано было видеть воочию. Но когда он «побивал», на него никто не обижался, потому, что во всем чувствовалась любовь. Батюшка приучал людей следить за собой, за своими помыслами, проверяя себя: в вере ли ты? На вопрос, как жить, он отвечал: «Жить так, словно ты завтра умрешь» .
Наставления старца Николая Гурьянова
Как, в какой форме ему открывалось то, что сокрыто - тайна Божия, но бывали такие вот случаи. Матушка К., приехавшая к нему издалека, с Урала, шла к старцу с трепетом - после перенесенной травмы мучили головные боли, да так сильно, что она боялась потерять рассудок. Что произнесет батюшка? К чему готовится? Долго ли осталось жить? - А старец посмотрел на нее внимательно, ласково, взял за плечи и произнес: «Поносишь еще платьице-то, поносишь…» . По простоте смысл слов поняла не сразу, только, как ребенок, отозвалась на ласку и ободрение. А уж, когда о. Николай помазал лоб маслицем, благословил на дорогу, на обратном пути догадалась: мол, «рано с телом прощаться. Поживешь еще».
Удивительны бывали и его благословения. То в едва знакомых спутниках, он прозревал будущих мужа и жену, то в «младенце духовном» - будущую монахиню. Приехала как-то к старцу женщина, через «буреломы» и «колдобины» страданиями приведенная Богом в храм, поднятая чудом с одра болезни. И все, что знала-то она тогда о жизни во Христе, почерпнула из нескольких книг, среди которых оказалась и книга о подвижниках Кавказа. В душе - «рай» от сознания милости Божией к ней, и точного знания, куда, в каком направлении идти - к Господу, в Церковь - нашлась «монетка потерянная».
А на глазах слезы, и слово «монашество» вымолвить страшно по недостоинству своему. А батюшка ей: «Ну, поезжай на Кавказ, поживи в горах, посмотри». Стояла, будто солнце в руки получила. Келейницы ей вслед: «Целуй калитку. Батюшка за все годы ни одного такого благословения не дал!
Монахов туда не благословляет!» И до последнего, до исхода своего из жизни временной уже в монашеской мантии, вспоминала она, как все сложилось - и деньги Бог послал, и попутчиков, и проводника. И такой молитвы, как там, в горах, как она говорила, уже не было. Православное «детство» - радость, когда Господь укрепляет, поддерживает на каждом шагу, связано было для нее с о. Николаем Гурьяновым и его благословением.
…Простые наставления старца о том, что надо трудиться, опасаться праздности, избегать пристрастия к вину, любить ближних и по заповеди, быть всем, как слуга, доходили даже до сердец людей, запутавшихся в жизненных обстоятельствах и ожесточенных. Молитвы и акафисты, которые батюшка распевал тоненьким слабым голоском, разошедшиеся в записях, воспоминания о нем духовных детей, его фотографии и сегодня напоминают об этом замечательном священнике, пронесшем крест своего служения до самого конца.
Уже тяжело больной, он наотрез отказался покинуть место своего служения и перейти на покой в один из монастырей, ради приезжавших к нему тысяч людей. Пожалуй, одним из самых известных стало одно из последних напутствий православным христианам: «Верующий человек, он должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает. Любвеобильно!».
ПОУЧЕНИЯ СТАРЦА ОТЦА НИКОЛАЯ (ГУРЬЯНОВА), 1909-2002
1.Наша жизнь благословенная… Дар Божий… Мы имеем в себе сокровище – душу. Если сбережем ее в этом временном мире, куда пришли как странники – наследуем Жизнь Вечную.
2.Ищи чистоты. Не слушай худое и грязное ни о ком… Не останавливайся на недобром помысле…Неправды беги… Правду говорить никогда не бойся, только с молитвой и, прежде, проси благословения у Господа.
3.Жить нужно не только для себя… Старайтесь тихонечко молиться за всех…Никого не отталкивайте и не унижайте.
4.Наши мысли и слова имеют великую силу на окружающий мир. Молитесь со слезами за всех – больных, слабых, грешников, за тех, о ком некому помолиться.
5.Не будьте слишком строгими. Чрезмерная строгость опасна. Она останавливает душу только на внешнем подвиге, не давая глубины. Будьте мягче, не гоняйтесь за внешними правилами. Мысленно беседуйте с Господом и святыми. Старайтесь не учительствовать, а мягко подсказывать друг другу, подправлять.
Будьте проще и искреннее. Мир ведь такой Божий… Посмотрите кругом – все творение благодарит Господа. И вы так живите – в мире с Богом.
6.Послушание…Оно начинается в раннем детстве. С послушания родителям. Это нам первые уроки от Господа.
7.Помни, что все люди немощны и бывают несправедливы. Учитесь прощать, не обижаться. Лучше отойти от причиняющих вам зло – насильно мил не будешь…Не ищи друзей среди людей. Ищи их на Небе – среди святых. Они никогда не оставят и не предадут.
8.Веруйте в Господа, несомненно. Сам Господь живет в нашем сердце и Его не нужно искать где-то там…далеко.
По книге схимонахини Николаи «Царственная Птица взывает к Богу», 2009 г
Возможно рано еще заявлять о той роли в жизни нынешней Церкви, которая отведена была Промыслом Божиим отцу Николаю (Гурьянову), более сорока лет подвизавшемуся на острове Залит в Псковской области. Слишком мало для оценки его деятельности прошло времени. Но уже сейчас можно сказать со всей определенностью, что он был дан нашей Церкви в один из самых ответственных моментов Ее бытия.
Конечно, при характеристике деятельности этого подвижника можно вполне удовлетвориться указанием на общую традицию, в рамках которой издревле проходило служение старца православному человеку. Она включает в себя духовное окормление паствы, укрепление ее религиозности, поддержания в ней ревности к богоугождению, соблюдеиие в душе человека теплоты и любви к Богу и Его заповедям, возвещение Божественной воли тем, кто ее взыскует, врачевание моральных недостатков людей, забота о нравственном возрастании души христианина, необходимая духовная поддержка тех, кто находится в скорби или недуге,.. Одним словом, старец - это тот, кто, в личном подвиге достигнув бесстрастия, духовно питает церковный народ и формирует его веру, выполняет миссию высокую и значительную. В нынешнее время величайшего духовного оскудения и глубокой помраченности духа современного общества старчество уже само по себе является бесценным даром страждущему человеку, стремящемуся в сегодняшнем мире сохранить верность Евангельской Истине. И к нему призываются только те редчайшие избранники Божий, которые способны соде-лать жизнь свою беспрестанным мученичеством. Поэтому старец нашего времени уже самим фактом своего существования, в силу своей деятельности заслуживает глубокого почитания и сохранения памяти о нем со стороны всей Церкви Христовой, всего народа Божия, Явление отца Николая можно считать феноменом русской религиозной жизни конца XX столетия, В чем же его уникальность?
Родился отец Николай Гурьянов 26 мая 1910 года в погосте Самолва Гдовского уезда Петербургской губернии в семье частного землевладельца. Принял святое Крещение в Михаило-Архангельском храме с. Кобылье Городище. С детства прислуживал в алтаре. Любовь к храму и к церковному пению была присуща всем членам их семьи: его отец Алексей Иванович был регентом церковного хора; старший брат, Михаил Алексеевич Гурьянов — профессором, преподавателем С.-Петербургской консерватории; средние братья, Петр и Анатолий, также обладали музыкальными способностями, но о них осталось мало известий. Все трое братьев погибли на войне. Батюшка так вспоминал об этом:« Отец у меня умер в четырнадцатом году. Осталось нас четверо мальчиков. Братья мои защищали Отечество и от фашисткой пули, как видно, не увернулись... Благодарите Отца Небесного, мы живем теперь, у нас все есть: и хлеб и сахар, и труд и отдых. Я стараюсь вносить в Фонд Мира ту копеечку, которая помогает избавиться от этих военных действий... Война ведь пожирает молодые жизни. Не успел человек открыть дверь в жизнь — уже уходить..."
Существует предание, что о. Николай побывал на о. Залита (в ту пору Талабске) еще в отроческом возрасте. Рассказывают, что примерно в 1920 году настоятель храма Архангела Михаила, в котором отрок Николай работал алтарником, взял мальчика с собой в губернский центр. Добирались водным путем и на острове Талабск пристали отдохнуть. Пользуясь случаем, решили посетить подвизающегося на острове блаженного. Звали того Михаилом. Был он болящим, всю жизнь носил на теле тяжелые вериги и почитался как прозорливец. Говорят, что блаженный дал священнику маленькую просфору, а Николаю — большую и сказал: «Гостек наш приехал», предсказав ему таким образом будущее многолетнее служение на острове...
В 1926 году будущий Старец закончил Гатчинское педагогическое училище, а в 1929 году получил неполное педагогическое образование в Ленинградском институте, из которого был исключен за то, что на собрании высказался против закрытия одного из близлежащих храмов. После этого он был репрессирован и семь лет провел в Сыктывкаре в заключении. Выйдя из заключения, Николай работал учителем в школах Тосненского района, так как в ленинградской прописке ему было отказано. Во время войны он не был мобилизован по причине болезни ног, которые он повредил себе шпалами на работах в лагере. После того, как Гдовский район был оккупирован немецкими войсками, Николай вместе с другими жителями был угнан немцами в Прибалтику. Здесь он становится студентом Виленской семинарии, открытой в 1942 году. Проучившись два семестра в ней, он был рукоположен в священный сан экзархом митрополитом Сергием (Воскресенским) в Рижском кафедральном Христорождественском соборе и затем служил на разных приходах Прибалтики. В 1949 - 1951 годах отец Николай обучался на заочном секторе Ленинградской семинарии, а в 1951 году был зачислен на первый курс академии, но, отучившись в ней заочно один год, продолжать далее обучение не стал. В 1958 году попал на остров Залит, на котором и провел остальные сорок четыре года своей жизни. В этом перечне фактов его биографии мы не обнаружим ни длительного пребывания в обители, ни продолжительного окормления у опытного духовника. Следовательно, те благодатные дары, которые он заключал в себе, образовались в нем при непосредственном Божием водительстве. В истории Церкви были такие подвижники, которые достигали духовного преуспеяния без видимых руководителей. К ним относятся преподобные Павел Фивейский, Антоний Великий, Мария Египетская и другие. Эти люди, как утверждает прп. Паисий Величковский, «чудесне, по особому смотрению Божию, нарочне были позваны к такому житию, которое совершенным и бесстрастным единым приличествует и ангельский крепости требует».
Однако в феномене Залитского старца удивительно не только и, может быть, даже не столько это. Он сформировался и сложился как подвижник необычайной силы не только без необходимого руководителя, «чудесне, по особому смотрению Божию», но и в самый трагический период истории нашей Церкви, в тот ее момент, когда в стране была развернута беспримерная кампания по ее ликвидации. К 1937 году практически все русские монастыри были разгромлены, иноки и инокини расстреляны или сосланы в лагеря, а то, что уцелело, поставлено под жесточайший контроль спецслужб. Этими действиями властей традиция монашеского делания была насильственно пресечена. Любые тайные попытки сохранить уклад монашеской жизни в условиях тоталитарного режима оказывались обреченными. И вот в это время разгула ужасов богоборческого строя, под самый корень подрубившего многовековое древо русского Православия, в стране, где беспощадно выкорчевывались остатки уцелевшей религиозности, промысл Божий взращивал... старца - личность небывалого масштаба и исключительной силы духа. Для чего и для кого? Все это было тогда никому неведомо и составляло тайну Божию.
Интересно, что то, чем обладал Залитский старец в тот момент, когда о нем вдруг узнали и заговорили все, - бесстрастие, любовь, прозорливость, назидательность, - было достигнуто им задолго до его выхода к народу. Пюхтицкая игумения Варвара, уже более тридцати лет возглавляющая знаменитую обитель, поведала в одной из бесед автору этих строк, что в ее бытность монахиней Виленского Свято-Духовского монастыря отец Николай как-то во время трапезы после праздничного богослужения сказал ей: «Матушка, а как вас сватать-то будут!» «Что вы, батюшка, такое говорите, -отвечала та, - я ведь в постриге, обет Господу дала». Но отец Николай повторил свое, как будто и не слышал возражения: «Как вас, матушка, сватать будут! Вы уж тогда не отказывайтесь». Через некоторое время Виленская монахиня стала Пюхтицкой игуменией и тогда уразумела, о каком сватовстве шла речь за праздничным столом. Но до положенного Богом срока старец пребывал в потаенном месте и в безвестности.
Время «обретения» старца, когда он распахнул двери своей убогой келлии для всех нуждающихся, наступило вместе с падением советского режима. Это был год не только годом провозглашения «демократических свобод», но и годом начала второго крещения Руси. С этого момента Русская Церковь стала вбирать в себя громадное количество новообращенных. Начался быстрый и грандиозный рост вновь открывающихся приходов, духовных и воскресных школ, возрождающихся обителей. Облик городов и сел повсеместно украшался золотом восьмиконечных крестов. Появились лавки с религиозной литературой, мастерские церковной утвари, периодические издания не только епархий, но даже отдельных приходов. Открылись благотворительные учреждения Церкви, заработали паломнические службы.
Все эти отрадные и радующие душу явления не могли, конечно, отменить закономерностей любого развития. Процесс роста всегда труден сам по себе, содержит в себе немало внутренних противоречий и всегда вызывает действие противостоящей силы. Нелегко было новорожденной пастве, появившейся в Церкви, утверждать в себе начала новой жизни. Слишком искалечены оказались люди предыдущими десятилетиями безбожия. Задача христианского возрастания, сама по себе требующая от человека немалого внутреннего напряжения, постоянства и терпеливости, безмерно усложнилась еще одним роковым обстоятельством: начавшимся безудержным распадом и разложением российской действительности. Всему новоиспеченному «хлебу» Русской Церкви, оказавшемуся в весьма неблагоприятных для дальнейшего роста условиях, для поддержания духа требовалась закваска совершенно особой силы. И, как думается, она была дана ему Господом, незримым Главой Церкви, в лице старца протоиерея Николая. На это указывает и необычное местопребывание старца - остров Залит, и исключительный дар прозорливости, в нем обитавший, и необыкновенная назидательность его слов, облеченных в предельно лаконичную форму, доходивших до самых затаенных глубин души и вызывавших в ней коренные перемены. Поистине, он был теми «дрожжами», на которых всходила, всходит и еще будет всходить русская православная религиозность, тем Моисеем, который вел «новый Израиль» в «землю обетованную». Он был той духовной силой, которая проникала не только в души потянувшихся ко Христу людей, но и вчерашних коммунистов и нынешних либералов, и даже их заставляла благоговеть перед Богом. Возле него вся новокрещенная Россия, имевшая представление о праведности, в лучшем случае, по книгам, получила ясное, ощутимое представление о том, что такое православная святость.
Зачем люди ездили к нему? Он, казалось, ничего особенного и не говорил. Но от его дивных и неожиданных в своей простоте наставлений веяло какой-то высшей, небесной мудростью, и в них человек, несмотря на всю невзрачность и внешнюю невыразительность слов старца, безошибочно узнавал волю Божию, духовно прозревал, освобождаясь от плена приобретенных жизнью представлений, начинал в ином свете видеть путь своей жизни, вдруг осознавал свою неправду перед Богом, самим собой, другими людьми. Те, кто пережил это, уезжали с острова с чувством глубочайшей благодарности старцу за пережитое откровение, в результате которого в них открывались новые силы для дальнейшей жизни в Боге. При этом бесконечно поражало то, что каждому, невзирая на его возраст, профессию, социальное положение, нрав, характер, моральный уровень, он говорил то, что касалось сокровенной сути именно его жизни.
Его дивная прозорливость была очевидна для всех, кто к нему обращался. Когда я приехал к нему впервые (это было в 1985 году, когда я, как студент Педагогического института, проходил практику в школе), он с порога своего домика неожиданно спросил меня: «А ты выучил, как пишутся частицы «не» и «ни»?», - давая этим мне понять, что и без моих пояснений знает меня. Потом, пригласив меня в домик, усадив за стол и поставив передо мной тарелку клубники с сахаром, он продолжил: «Значит, ты у нас филолог. А читал ли ты Достоевского?»
Он ясно видел прошлую, настоящую и будущую жизнь своих чад, их внутреннее устроение. Но как бережно он обращался с тем знанием о человеке, которое вручал ему Господь, как Своему верному рабу! Ведая всю правду о человеке, он не допускал ни одного намека, могущего ранить или задеть его самолюбие. В какую мягкую форму облекал он свои назидания! «Ты полегче», - таким советом встретил он моего знакомого, не успевшего еще и двух слов сказать, который усвоил себе несколько суровую манеру обращения со своей супругой. Так бывало часто и со многими: приезжая с одной целью, человек уезжал от него с тем откровением о себе и с тем уроком, которого вовсе не ожидал услышать и получить.
Любовь, снисхождение и долготерпение по отношению к ближнему были главными пунктами его наставлений. Раба Божия 3. приехала к батюшке со своей печалью: ее невестка была неверна своему мужу. Отец Николай, разглядев ее в толпе приехавших, пригласил к себе в домик, посадил на стул и затем после паузы сказал ей: «Ты не разводи их, а не то будешь в аду мучиться». Женщина, не выдержав, расплакалась и потом долго хранила в своей душе урок любви, преподанный ей на острове. Впоследствии жизнь в семье ее сына наладилась.
Батюшка и сам был милостив и снисходителен к кающимся людям, приезжавшим к нему. Один посетитель, стоявший возле ограды домика старца и от стыда, его мучившего, не решавшийся не только обратиться к старцу, но и глаза на него поднять, услышал тихий голос отца Николая. «Поди, позови его», - сказал он своей келейнице. Та пригласила приехавшего к старцу, который помазывал его маслицем и все время приговаривал: «С тобой милость Божия, милость Божия с тобой...» И его гнетущее состояние растаяло и исчезло в этом луче батюшкиной любви. Однако тех, кто не имел в себе покаяния, старец мог встретить иначе. «Больше ко мне не приезжайте», - сказал он одному паломнику. Страшно было слышать такие слова от великого праведника.
Выполнение благословения, данного старцем, требовало от вопрошавшего человека самоотреченности и самопожертвования, готовности идти против себя и своих хотений. Мой знакомый, получив от правящего архиерея престижное назначение в приход, находящийся в центре города, поехал за благословением на остров. Однако отец Николай велел священнику отправляться в другое место: в глухую деревню, где стояла огромная, поруганная и пострадавшая в годы гонений церковь, требующая больших капитальных вложений, где не было никакого жилья и где весь наличный приход исчислялся пятью старушками. Но если человек находил в себе силы следовать тому, что говорил ему старец, то впоследствии, с годами, получал от этого громадную духовную пользу. Нарушение же данного благословения всегда оборачивалось для вопрошавшего тяжелыми последствиями, о которых он потом горько сожалел. Бывали и такие среди приезжавших, которые, получив конкретное благословение, потом меняли свое решение и опять докучали старцу просьбой благословить их «новый вариант». «Живите, как хотите», - ответил батюшка однажды одному из таких просителей.
Батюшка был великий любитель простоты. «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного», - повторял он любимую поговорку прп. Амвросия Оптинского. Однажды он целой толпе собравшихся преподал выразительный урок простоты, не сказав при этом ни единого слова. Когда он вышел ко всем приехавшим и столпившимся вокруг его крылечка, то народ затрепетал от появления старца. Затем легкое нетерпение пробежало по собравшимся. Каждому хотелось поскорее поговорить о своем, каждый, не замечая соседа, свое считал наиболее важным и значимым. Но старец молчал. В это время мимо калитки шел местный рыбак лет пятидесяти, погруженный в свои повседневные и нехитрые думы. Батюшка вдруг позвал его по имени. Рыбак остановился, снял головной убор и пошел к отцу Николаю. Старец благословил рыбака, на лице которого засияла добродушная улыбка. После этого рыбак нахлобучил шапку на голову и направился к калитке. Эта немая сцена продолжалась не более двух минут. Но многие поняли ее смысл. Старец как бы говорил собравшимся: «Найдите простоту в отношении к самому себе, и обретете благословение».
Многие испытали на себе громадную силу обличительных слов отца Николая. Он умел сказать незамысловато и бесстрастно, но в то же время с поразительной точностью и глубиной, так что слово его проникало в самые затаенные и укромные места души человеческой. Помню, как-то раз я собирался к нему. Об этом узнал мой давнишний знакомый по семинарии С, человек своенравный и упрямый, проводивший жизнь не во всех отношениях безупречную. «Спроси его о моем будущем», - попросил меня С. И старец указал ему на его будущее, «А С, передай, - проговорил мне батюшка в конце встречи, намекая на «затемненную» сторону его жизни, - что он перед Богом отвечать будет». Когда потом по телефону я воспроизвел эти слова старца, то они вызвали у С, человека абсолютно «несентиментального», кратковременную потерю дара речи. В телефонной трубке наступило безмолвие. Слышен был только легкий потрескивающий фон аппарата. Казалось, что человек на том конце провода совсем куда-то исчез. Испытывая неловкость за то, что случайно узнал чужую тайну, я прервал это бесконечно затянувшееся молчание возобновлением разговора. Помню и другое. Привезла к отцу Николаю на остров одна женщина высокопоставленного чиновника из Москвы в расчете на то, что благословение старца поможет ему продвинуться еще выше. «Благословите его, батюшка», - попросила она, подводя к отцу Николаю своего «протеже». Старец взглянул не на него, а как бы сквозь него, и без долгих предисловий и обиняков неожиданно сказал: «Да ведь это вор». Пришибленный и пристыженный чиновник, за давностью лет забывший, что такое укоры совести, и привыкший из своего рабочего кресла смотреть на жизнь сверху вниз, вышел из кельи старца в состоянии подавленном и растерянном.
Старец обладал тонким чувством юмора и иногда свои обличения облекал в довольно своеобразную форму. Приехал к нему однажды один господин, имевший страсть вкусно, разнообразно и обильно поесть. «Приходите ко мне в шесть часов вечера, -велел ему отец Николай и после паузы неожиданно прибавил, - мы с вами... пожрем». В шесть часов господин стоял возле дверей кельи старца, из-за которой доносился запах жареной картошки. Постучав в дверь, посетитель громко сказал: «Батюшка, я пришел». Спустя некоторое время из-за закрытой двери раздался голос старца: «А я никого не жду». Постояв немного, обескураженный господин вышел за ограду домика.
Никто доподлинно не знает, какие подвиги нес отец Николай на острове. Он скрывал это от всех, близко никого к себе не подпускал и сам за собой ухаживал, за исключением последних десяти лет, когда уже не мог этого делать. В последнее время ему очень трудно было переносить свою немощь. Видя, как старцу не только тяжело говорить, но даже сидеть, как при этом он напрягает свои последние силы, я как-то участливо сказал ему: «Батюшка, вам бы полежать...» Отец Николай, не поднимая опущенной головы, ответил: «Лежат только лентяи». В другой раз на такое же сочувственное предложение отдохнуть, исходившее от другого лица, он заметил: «Отдыхать - это грех». По этим скупым замечаниям можно отчасти предугадать меру его телесного подвига.
Батюшка был человеком глубочайшей веры и ни на секунду не сомневался в Божием покровительстве, распростертом над каждым верующим человеком и над всей Церковью в целом. «Все будет так, как вам надо», - часто говорил он боязливым людям, как бы говоря, что никакие обстоятельства не властны над христианином, если в нем есть подлинная, несомневающаяся вера. В старце не было и мельчайшей части той болезненной истерии, которой охвачены и одурманены сегодня многие в Церкви. Эта истеричность, порождаемая нашим безверием, нагоняет на нас пустой страх и заставляет нас энергично бороться с какими угодно химерами, только не с подлинными врагами нашего спасения. Одному молодому человеку на вопрос: «Будет ли война?» батюшка дал поразительный ответ. Он сказал: »Об этом не только спрашивать, но и думать не должно». Вдумываясь в этот ответ, невольно вспоминаешь евангельское: «Сын Человеческий, пришед, обрящет ли веру на земли?».
Таких случаев было в его жизни великое множество. Не подлежит сомнению, что он оказал мощное воздействие на сознание сегодняшнего православного христианина, на новое поколение церковного народа. Простая память о нем сегодня во многих поддерживает веру, укрепляет душу. Сам факт существования такого человека для многих является той незримой и, может быть, не вполне осознаваемой нитью, которая соединяет их с Богом и вековечной традицией Православия.
Он был ровесником века и пережил все страшные катаклизмы русской и мировой истории XX столетия: октябрьскую революцию, гражданскую войну, коллективизацию, репрессии сталинского времени, вторую мировую войну, хрущевские гонения... Бурное и жестокое время, сломавшее нe одну судьбу и привнесшее громадные перемены в сознание людей, не смогло повлиять на идеалы его души: несмотря на стремительный водоворот истории, которым и он, как человек своего времени, был захвачен, эти идеалы остались неколебимы никакой внешней силой и, пожалуй, в результате пережитого еще глубже вросли в тайники его боголюбивой души. Его внутренняя «клеть», выстроенная на фундаменте евангельских заповедей, выдержав все удары извне, оказалась сильнее всех ужасов времени и безмерно возвысилась над веком сим. В этом смысле его удивительная жизнь может быть примером для всех тех, кому кажется, что в условиях апокалиптического конца нет никакой возможности во всем и до конца соблюсти верность Богу.
24 августа 2002 года старец Николай завершил свою высокую, исключительную миссию и ушел от нас к вечному покою. Один Бог ведает, какого неимоверного, нечеловеческого напряжения исполнена была эта жизнь, которой Он предуготовал особую роль ~ свидетельствовать истину о Христе людям, отлученным от Бога и Его Церкви, на самом закате XX, страшного по своим историческим событиям, столетия. Многих страшит будущность без праведника. Однако без боязни впасть в ошибку можно сказать следующее: велик тот народ, который и в апостасийной действительности рождает таких людей, которые своим духовным масштабом напоминают подвижников первых веков христианства. И не может быть, чтобы у народа, до неузнаваемости изуродованного жестокими «экспериментами» XX столетия и все-таки не утратившего способности рождать таких людей, а главное - усваивать их духовные уроки - не было своего, особого в будущем предназначения.
Утро последнего земного дня любимого и незабвенного Батюшки Николая было тихим и ясным... Ночь прошла быстро и незаметно после несчетных мучительных дней и ночей продолжительной болезни, когда Батюшка в изнеможении шептал: «Мои драгоценные, я едва жив, у меня каждая клеточка болит. Если бы вы знали, как плохо я себя чувствую».Последние три года Батюшка видимо угасал: истаивала плоть, иссушалась, все его тело уже было бесплотным. Мы изумлялись величию духовного подвига Старца, превышающего силы человеческие. Воистину: пред нашими очами предстоял Земной Ангел, пламенеющий в непрестанной молитве за весь наш грешный мир. Величие духа аввы Николая благоухало святостию древних отцов Церкви, служивших Богу с полным самоотречением. Какие только духовные подвиги не накладывал на себя он из любви к Сладчайшему Иисусу, неизменно повторяя: «Я всю жизнь только Господа знал и любил и думал о Нем. Я всегда с Господом!» Так мог утверждать лишь подвижник, очистивший свою душу от земного и тленного.
Сила Животворящего Креста Господня возвеличивала Светильника Церкви Батюшку Николая при жизни и еще более увенчала по его блаженной кончине, подобно Учителю Вселенскому Иоанну Златоустому, который во время перенесения честных мощей из Коман в Константинополь, по прошествии тридцати лет, едва лишь Церковь испросила прощения у гонимого Святителя, сказав: «Приими Престол твой, отче», — вознес десницу и благословил со словами: «Мир всем!»; подобно Святому Благоверному Князю Александру Невскому, взявшему в руку при отпевании разрешительную молитву из рук священника.
Во время облачения всечестного тела духоносного Старца Николая, подвижника веры и благочестия наших дней, всероссийского пастыря и любвеобильного духовного отца мы сподобились лицезреть славу Божию, почивающую на нем: когда Батюшке поднесли напрестольный Крест и Евангелие, с которыми священник предстоит пред Господом, дабы вложить их в руки почившему, он бережно и благоговейно приподнял правую руку и сам взял Крест — так, как он всегда держал его во время земного странствования, свидетельствуя тем самым, что смерти нет, а есть вечная жизнь во Иисусе Христе. Левую же руку Старец приоткрыл, дабы в нее вложили Святое Евангелие, а затем тихонько возложил на него персты...
Утро субботы, двадцать четвертого августа 2002 года, было тихим и благодатным. Вся природа замерла, предзнаменуя великие последние часы небожителя на земле. Сон Батюшкин был светел и спокоен. Изможденный от земных молитвенных трудов и несший на себе скорби и болезни всего мира, в последние три ночи он почивал как дитя. Во всем теле Батюшки появилась какая-то неземная легкость, косточки его будто бы потеряли земляную тяжесть, и носить его стало совсем легко: казалось, что он невесомый, а в сердце царила надежда, что это сон на выздоровление, что Батюшке будет легче и скоро он окрепнет и поправится. Постоянно ночами Старец, даже во время телесного сна, молился: мы видели его осеняющим себя крестным знамением либо воздевающим руки горе пред Престолом Всевышнего — как во время Божественной Литургии на Херувимской и Милости мира... Часто-часто он предпосылал обеими руками архиерейское благословение. «Аз сплю, а сердце мое бдит» (Песн, 5,2), — такой дар молитвы имел Старец. Лик Старца светился в легкой синеве келлии, святые его руки, исцелившие и укрепившие тысячи страждущих и болящих, источали свет и благодать. Дыхание праведника было животворящей Иисусовой молитвой, которую он непрестанно творил сердцем и едва осязаемо устами. Лучезарная борода батюшки часто скрывала невыразимую боль и горечь. Когда мы спрашивали: «Батюшка, у Вас что- то болит?!» — он отвечал: «Мои драгоценные, что я... Горя, сколько горя на земле... Как мне вас всех жаль...». «Что же будет, отче?» — «Горе, - отвечал он, — голод»... Мы молились и плакали... Старец успокаивающе ободрил:
«Хлебушек будет, я помолюсь»... Упреждал же он нас о голоде духовном.
После многолетних бессонных ночей молитвенного предстояния за весь страждущий мир эта ночь сна была сном полного отдохновения души праведника. Тихое радостное блаженство Батюшки, чувствовалось, охраняли Ангелы — такая благодать ощущалась во всем. Мы время от времени подходили к его постели, бережно поправляли одеяло, всматривались в черты дорогого, любимого лица. Слезы источались сами собой из глаз, мы вставали на колени, делая земные поклоны тихому святому труженику. Это было естественным движением наших сердец, ибо вся наша жизнь, в особенности в последние три месяца, когда Батюшка таял на глазах, как свеча, была отдана в служение, искреннее и благоговейное, духоносному отцу, который всю свою жизнь посвятил Богу и ближнему.
Все-таки, желая пробудить Батюшку, тихо коснувшись его плеча, вопросили: «Батюшка, вы встаете?»... «Я буду спать... Полежу... еще, посплю»...
Предложили попить, он радостно согласился, почти не открывая глаз. Выпил несколько ложечек святой воды. Последнее время Старец мало вкушал. Постоянно принимал лишь святыню: святую воду, просфору, соборное масло, которое стояло рядом в кружечке с голубым крестом.
Прочитали утреннее правило тихо, чтобы не потревожить. Открыли дневной Апостол и Евангелие. Послание к Римлянам, глава 14,6-9:
«Кто различает дни, для Господа различает; и кто не различает дней, для Господа не различает. Кто ест, для Господа ест, ибо благодарит Бога; и кто не ест, для Господа не ест, и благодарит Бога. Ибо никто из нас не живет для себя, и никто не умирает для себя; а живем ли - для Господа живем; умираем ли - для Господа умираем: и потому, живем ли или умираем, - всегда Господни. Ибо Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми»...
